Пахлава. Мой Рассказ.
Я смотрю: тут многие выкладывают свои рассказики. А чем собственно я хуже? Пишу-то давно, пишу, как дышу))) Так что, прошу любить и жаловать. Всех кому оч интересно приглашаю на сайт: сюда
Пахлава
Никто не заметил, как это произошло, никто не понял, что послужило тому причиной, только однажды старый Юсуф снял щиты с окон своей лавочки и поставил свой потертый стул у ее дверей.
Все зашептались по углам: «Старик сошел с ума! Старый дурак, кому нужно теперь его барахло? Нашел время! На что он надеялся!» Юсуф знал, что о нем говорят, но каждое утро выносил на крыльцо свой стул и целый день сидел на нем в ожидании клиентов. Старухи плевались в него, молодые крутили пальцем у виска и глупо хихикали, христиане вздыхали и крестили его, мусульмане тихо шептали: «Спаси, Аллах!», но старый Юсуф не двигался с места и не отвечал им…
Однажды я выглянула в окно и увидела, как наша соседка Марьям, воровато озираясь по сторонам и старательно кутаясь в свой полуистлевший платок, медленно поднялась по ступенькам лавочки старого Юсуфа. Они долго в полголоса беседовали друг с другом, Юсуф тихо кивал, смиренно опустив глаза вниз, а соседка беспрестанно огладывалась по сторонам, боясь, что ее заметят за разговором с полоумным. Наконец, видимо, договорившись о чем-то, Марьям вошла в лавочку, и Юсуф проследовал за ней.
Когда Марьям снова появилась на улице, на ней был новый красивый темно-синий платок и кожаная сумка на европейский манер. Марьям улыбалась, и глаза ее сияли, она заметила, что я слежу за ней, но не смутилась, а лишь взглядом поприветствовала меня.
После того случая, несколько дней к старому Юсуфу никто не приходил. Но потом, как будто ангелы осветили дорогу к его лавочке, и женщины квартала одна за другой, сначала боязливо, а после, ничего не страшась, побрели к Юсуфу. Он даже не успевал присаживаться на свой стул, так много покупательниц хотели надеть новые туфли, покрыть голову красивым платком и порадовать себя дорогой европейской сумкой.
Сколько времени прошло, я не знаю, только вскоре к лавке Юсуфа подъехал караванщик с той стороны и принял у лавочника заказ. В тот же день Абдалла, что держал чайную напротив лавочки Юсуфа, вымел на улицу сор, вымыл большие окна своего заведения и широким, вольным движением распахнул двери. Вся улица тут же наполнилась соблазнительными запахами терпкого чая, медовой пахлавы и приторного лукума.
Вечером весь квартал, словно рой пчел, облепил окна чайной: женщины и дети с затаенной надеждой смотрели, как старый Юсуф и Абдалла играли в нарды. На каждый ход десятки голосов отвечали вздохами и возгласами, но никто не решался войти вовнутрь. Тут жена Абдаллы вынесла играющим свежайшую пахлаву, чей волшебный аромат через открытые двери хлынул наружу, смущая мысли правоверных. Маленький Хасан не устоял и, жадно облизнув губы, перешел заветную черту – вошел в чайную. Все видели, как он протянул монетку жене Абдаллы, и та, погладив его по голове, поменяла монетку на кусочек пахлавы.
***
Я бродила по улицам и не узнавала свой квартал. Повсюду хозяева лавок и чайных, больших магазинов и кальянных отмывали окна, снимали щиты, выносили стулья на крыльцо и снова зазывали гостей. И гости шли, и шли, и шли… И караванщики с той стороны сновали между прохожими, волоча за собой груженые тачки с редкими товарами. Город вновь наполнился запахами и звуками жизни.
Каждое утро, я здоровалась со старым Юсуфом, а вечером вместе с Марьям и другими соседями приходила в чайную к Абдалле и завороженно смотрела на очередной матч по нардам.
Это утро ничем не отличалось от других таких же. Я поправила перед зеркалом новый платок, привезенный с той стороны, и вышла на улицу. Юсуфа не было на месте, никто не сидел на старом потертом стуле, и лавочка была закрыта. Я постучала в дверь: мне не ответили, я заглянула в окно и увидела лишь темноту, старик как будто исчез. Вернувшись вечером домой, я заметила грустного Абдаллу, который скорбно сидел перед доской с нардами – его друг сегодня не пришел.
Не пришел старый Юсуф и на следующий день, и на следующий… Только через неделю труп старика, обглоданный собаками, нашли в одном из переулков у линии перехода. Говорили, что караванщик с той стороны зарезал его.
Весь квартал собрался на похороны старого Юсуфа. Рыдая, Абдалла опустил в могилу старика доску для нард. Марьям, украдкой утирая слезы своим новым темно-синим платком, пыталась утешить маленького Хасана, но тот хныкал так, как будто снова хоронил отца. Только жена Абдаллы молчала – из слез не испечь душистой пахлавы.
Я подошла к Абдалле и спросила:
— А где же родственники старого Юсуфа?
— А ты не знаешь? В тот день его единственный сын Джафар подорвался на мине…
***
Шел третий год войны. Мы устали умирать.