Есть у меня один хороший рассказ (как говорят один из лучших моих), но он 18+, хотя не так, чтобы очень… В общем кончились идеи для постов, праразитирую на своем же творчетсве...

Город бомбили уже три дня. Еда и вода в нашем подвале заканчивались, и мать отправила меня за гуманитарной помощью.

Я успел до налета, но за коробку с сухарями пришлось побороться. ООНовцам было плевать на людей. Они просто кидали сухпайки в толпу и, улыбаясь, смотрели, как копошащиеся под грузовиком женщины, дети и старики бросались друг на друга, кусались, молотили руками и кричали, как бараны на ид-аль-фитр.

Мне не хотелось быть одним из них, но либо ты – часть стада, либо – остаешься без еды. А в подвале тебя ждут мать и три сестры, младшая – еще совсем младенец. Отец в хуситах, и мы уже месяц ничего о нем не слышали. Так что, пришлось дать локтем в нос какому-то старику. Брызнула кровь, было ужасно мерзко, но зато теперь мы все могли поужинать и даже пообедать.

Самолеты саудитов застали меня на полдороге к убежищу. Они так низко пролетали над кварталами, что можно было бы разглядеть лица летчиков, если бы они их не прятали под термошлемами. Мне же прятаться было негде, я не знал этот район и был слишком удобной мишенью.

– С ума сошел, так стоять? – девушка в сизо-черной, расшитой бисером абайе, так крепко схватила меня за руку и так уверенно потащила по развалинам, что я не успел ничего сказать. Мы пробежали несколько десятков метров по обломкам большого дома, пока не оказались у деревянной крышки, ведущей в подпол. Девушка дернула за кольцо, служившее ручкой для этой двери, и втолкнула меня внутрь.

Я кубарем скатился с лестницы. Коробка с пайком вылетела из рук, и банки с консервами разлетелись по бетонному полу.

– Шайтан бы тебя побрал! Это для моей семьи! – пришлось ползать на коленях и собирать все, что рассыпалось. Хорошо, что в убежище горел свет – тусклая лампочка под потолком. Пару банок помялось, и чуть надорвался пакет с булгуром – потери, к счастью, были не велики.

– Лучше было умереть там? Да? – девушка недовольно поправила грязно-белый платок, едва прикрывавший волосы. – Мой брат как-то заигрался на улице, не успел спуститься, и они его из пулемета… Просто так…

Я только теперь смог ее разглядеть. Немного старше меня, большие влажные черные глаза, пухлые, чуть приоткрытые, губы, крохотная родинка на щеке – пожалуй, можно назвать красивой.

– Прости. И спасибо. Ты вроде как меня спасла, – мне было ужасно неловко, я слишком долго ее разглядывал, а теперь еще и общался, как с мальчиком. Говорить с чужими женщинами вообще не полагалось.

Чтобы скрыть волнение, я прошелся по убежищу. Это был большой просторный и совершенно пустой подвал. Мы с матерью прятались на подземной парковке разбомбленного отеля, и там приходилось идти, постоянно переступая через головы, ноги, руки, то и дело, рискуя отдавить кому-нибудь мизинец или нос. Так было везде, но не здесь.

– Ты что, совсем одна? – я обернулся и чуть не столкнулся с ней, она стояла совсем близко.

– У нас был большой и богатый дом, но однажды я проснулась от грохота. Открыла глаза – а в моей комнате нет стены, да и ничего больше нет. Они долго стонали, но я не могла помочь, а у соседей – свои беды, – девушка говорила так спокойно, будто в этом не было ничего особенного или страшного. – У тебя кровь, – она осторожно и удивительно нежно провела пальцами по моему лбу. Я вздрогнул от ее прикосновения, будто рука девушки была раскаленным железом. Так меня касалась только мать. Я не мог заставить себя отстраниться, хотя должен был…

Вдруг сквозь мерный гулкий рокот моторов прорезался отвратительный высокий визг, который ни с чем не спутаешь, если проживешь под бомбежками хотя бы день.

– Ложись! – я притянул девушку к себе и повалил на пол, прикрыв своим телом. На нас посыпалась бетонная крошка, щепки и песок.

Она была совсем близко, я слышал ее сердце и чувствовал ее дыхание, она так крепко обнимала меня, что ее ногти впивались мне в кожу даже через футболку. Широко распахнутые от страха глаза ждали от меня чего-то, и я сделал то, что сам от себя не ожидал – я поцеловал ее.

Мы с двоюродными братьями только один раз видели, как целуются, – в индийском фильме. У нашего друга был плеер и один диск, и, втайне от родителей, мы смотрели его. Я не знал, как это делается и боялся, что она оттолкнет меня. Но девушка ответила и подалась навстречу, будто я угадал с ответом на ее ожидания.

Я поступал неправильно, девушку никто не мог защитить. Я грешил против Аллаха и вековых устоев. Но бомба ухнула где-то совсем близко. Может, нас засыпало, и отсюда не выбраться, может, снаряд не разорвался и рванет, когда мы только высунем нос. У нас просто не было времени.

Я стянул футболку. Ее пальцы осторожно коснулись моего тела, и дрожь прошла по нему. Я закрыл глаза, я не хотел шевелиться, это было невозможно прекрасно. Но она остановилась сама, чтобы снять платок. Грязная тряпка улетела в угол подвала, и черные с проседью волосы рассыпались по полу.

– Я как старуха, – девушка смутилась. Я сделал вид, что не слышал. Мои губы снова коснулись ее губ, а руки бережно потянули за платье, собравшееся складками на бедрах. Она красиво выгнулась, чтобы мне было легче освободить ее от одежды. Абайя с поколотым бисером, потертая шелковая сорочка – и я впервые вижу обнаженную женщину.

Мой взгляд скользил по животу, груди, выступающим косточкам ключиц… Я не мог остановиться на чем-то одном, мне казалось, что передо мной гурия или пэри, я никогда не думал, что Аллах создал женщину, как чудо. Теперь я понял, почему они прячутся под покрывалами. Мы – мужчины не смогли бы работать, если бы видели их такими каждый день.

Девушка не пыталась прикрыться, наоборот – она гордо и с вызовом смотрела на меня, зная себе цену. Значит, у нее все уже было. Другие сочли бы ее грязной, но мне было все равно. Она была моей царицей здесь и сейчас.

Я боязливо дотронулся до ее соска, с виду он был колючим, словно иголка, но на деле оказался мягким, бархатным. Поддавшись искушению, я припал к нему губами. Девушка застонала, и я почувствовал, ее руки у себя под ремнем…

Она делала все сама: то привлекала меня, то отталкивала, пока я не поймал нужный ритм. Она скользила подо мной, изгибалась, извивалась, билась телом о бетонный пол…

Это походило на рыбалку. Однажды с отцом, мы поймали большую рыбу, очень большую. Он отдал ее мне, и я едва справился. Рыба трепыхалась, пытаясь вырваться, но у меня сильные руки, и через несколько мгновений она затихла, признав поражение.

Я крепко обнял свою спасительницу, прижал к себе так сильно, как только мог, и крик вырвался из ее рта. Я не мог дышать, меня, будто парализовало, будто ток пробежал от макушки до пят. Слезы текли по щекам, и мне не было стыдно за это. Она снова обнимала меня – тяжело дышала, лежа на моем плече.

– Теперь ты будешь моей женой, – шепнул я ей на ухо, убрав седую прядку со лба.

– Он был из хуситов. Он был добр ко мне. Намного старше. Он приносил еду и воду, я благодарила его за это…

– Мне все равно. Ты моя.

***

Нам повезло. Бомба разорвалась совсем рядом, но основной удар пришелся на остов дома, лишь осколками немного посекло крышку подвала. Мы легко выбрались наружу, даже паек был почти цел. Ночью саудиты тоже летали, но реже и меньшими группами. Так что было довольно безопасно.

Я крепко держал ее за руку, и она неловко семенила за мной. Совсем как настоящая жена за настоящим мужем… Только нужно было внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на мину или растяжку. Их в городе ставили и военные и бандиты.

«Мать не будет рада лишнему рту», – думал я, когда услышал громкий хлопок у себя за спиной. Моя жена тихо вскрикнула и повалилась на землю, увлекая меня за собой. Я бросил взгляд на окружавшие нас развалины – в оконном проеме разрушенного полицейского поста блеснул прицел. Луна светила так ярко, что было светло, почти как днем…

Я бережно поднял голову моей жены – белый платок стал красным от крови, и она больше не дышала. Я закрыл ей глаза и понял, что даже не знаю имени той, что должен оплакать.